Это глава из воспоминаний моей бабушки, Марии Николаевны Качаловой, родившейся в дворянской семье в июле 1900 года. После Революции (в которой участвовала как медсестра на стороне "красных") - писательницы и заведующей детской библиотекой. Эти рассказы никогда и нигде еще не публиковались...
ИЗ САМОГО ЛИЧНОГО...
Да, мне семьдесят пять лет, но, все равно, я помню осень 1919 года, террасу в Дубровках у Сонечки и проливной дождь. Могучий шум проливного дождя...
Я стояла и вдруг я поняла, совсем неожиданно, что я невероятно люблю Вас. Немедленно ехать в Порхов... Как? На чем? Кого-то послала в деревню к Козлову. У него лошадь, он мой поклонник и он повезет меня непременно.
И он, правда, повез... Эти долгие 25 верст... Я не помню о них ничего. Но мы приехали наконец, Я поблагодарила Сашу Козлова, я, кажется, даже его поцеловала. Не важно... Не важно...
Скорее... И вот я у Веры в доме. Ярко горит над столом лампа. Виктория Константиновна разливает чай. Нелли вертится на стуле. На другом конце стола - Вы, напротив Виктории Константиновны, Вашей жены.
Я не смотрю на Вас, я ощущаю счастье Вашего присутствия, слышу Ваш голос, глуховатый проходящий в самое сердце мое. Сердце все время куда-то падает. А я говорю, говорю, что-то веселое, интересное. Виктория Константиновна улыбается, наливает мне чай - я пью... А недалеко от меня на столе лежат Ваши руки: большие, квадратные, с коротко обстрижеными ногтями, с широким и плоским обручальным кольцом. Руки хирурга - необыкновенно чистые.
Представьте себе, сколько прошло лет, сколько мне лет - а воспоминание об этих руках заставляет и сейчас дрожать мое сердце дрожать мое сердце. А Ваша улыбка на бородатом суровом лице...
Лицо очень бледное, глаза прикрыты уголками век. И неожиданный, немного смущенный, короткий, похмыкивающий смех. В нем что-то мальчишеское, озорное. И белые-белые зубы.
А потом как-то после кино, Вы провожали меня до дома и я, прощаясь у своего подъезда, первая сказала Вам, что люблю и Вы меня поцеловали.
Боже мой... Боже мой...
Я продрожала всю ночь на постели и свой большой темной комнате.
И начались наши встречи... Украдком, тайком, в темноте, на вечерних, мокрых осенних улочках маленького городка. Вы были persona grata , Вас все знали. Меня, пожалуй, тоже многие знали. Я часто пела в концертах.
Мне-то было все равно... Но я берегла Вас, Вашу семью, поверьте мне.
Мой отъезд в Ленинград на учебу. Тоскливо сижу на вокзале, думая о Вас. Кругом - толпа.
Скрипит входная дверь и я вижу колесо... Велосипедное колесо!
Это Вы, Вы приехали меня проводить. Вы тихо посидели со мной на скамейке, тепло обняв за плечи. Я поняла, что Вы меня, может быть, тоже немного любите.
Как Вы не побоялись так сидеть со мной? Ведь кругом люди... Вы меня посадили в поезд и как во сне я ехала до Ленинграда.
Как жаль, что Вы уничтожили все мои письма. Под старость Вам было бы тепло от них.
Короткие каникулы, редкие встречи, горькие прощания. И опять учеба в Ленинграде. Мне ничего не надо было больше. Только бы знать, что еще и еще раз увижу Вас.
Вы помните, какая весна была в 1921 году? Первого мая цвела и черемуха, и сирень...
